Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
Радость это такая незаметная для окружающих штука.
А еще совершенно непонятная.
Ладонь, прижатая к стеклу когда уже закрылись двери вагона метро. Или три ноябрьских ромашки, найденных где-то на пустыре. Или карамелька на палочке, купленная вовремя. Красный шарик в синем небе. Музыка старой карусели с лошадками. Искорки снега в темноте зимней ночи, сверкнувшие в фонаре, когда ты просто проходишь мимо.
Для радости так мало надо. Для человеческой тихой радости, которая согревает изнутри.
Но этого не видно.
А еще совершенно непонятная.
Ладонь, прижатая к стеклу когда уже закрылись двери вагона метро. Или три ноябрьских ромашки, найденных где-то на пустыре. Или карамелька на палочке, купленная вовремя. Красный шарик в синем небе. Музыка старой карусели с лошадками. Искорки снега в темноте зимней ночи, сверкнувшие в фонаре, когда ты просто проходишь мимо.
Для радости так мало надо. Для человеческой тихой радости, которая согревает изнутри.
Но этого не видно.
И разделить её не хотят.
И пообщать меня тоже.
А потом недоумевают, почему я крайне не люблю людей..
Можно только порадоваться, что человеку хорошо. Потому что не всегда причины радости можно разделить на двоих.
А недоумевают потому, что не представляют как свести общение к нескольким людям. К одному человеку.