Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
И ведь даже не смотря на больное горло и кажущуюся температуру я все равно завтра попрусь в бассеин.
Ибо без нагрузки моя тушка уже не могет.
До сих пор подташнивает от фильма и не хочется есть. Ну оно и к лучшему, диета никому еще не вредила.
Жарко. Хочется снять с себя кожу... А наверное симпатичная из моей шкурки была бы сумочка. С улиткой на крышке, как в музее концлагерей... (Что за бред я несу)...
Просто с утра температура. И головная боль. И родители, которые своими ахами по поводу взятого градусника уже довели меня до белого каления. Не заболела я, не заболела. Я просто взяла градусник. И не надо вопить.
Лучше бы они со мной вобще не разговаривали... Но это мысли от болезни...
На кухне стоит в вазочке бордовая роза. Большая, красивая. Ожившая... И глядя на нее я все время думаю о нем.
Как хорошо, что он есть в моей жизни.
Ибо без нагрузки моя тушка уже не могет.
До сих пор подташнивает от фильма и не хочется есть. Ну оно и к лучшему, диета никому еще не вредила.
Жарко. Хочется снять с себя кожу... А наверное симпатичная из моей шкурки была бы сумочка. С улиткой на крышке, как в музее концлагерей... (Что за бред я несу)...
Просто с утра температура. И головная боль. И родители, которые своими ахами по поводу взятого градусника уже довели меня до белого каления. Не заболела я, не заболела. Я просто взяла градусник. И не надо вопить.
Лучше бы они со мной вобще не разговаривали... Но это мысли от болезни...
На кухне стоит в вазочке бордовая роза. Большая, красивая. Ожившая... И глядя на нее я все время думаю о нем.
Как хорошо, что он есть в моей жизни.