Сказка.

[Morry]

Персонаж не мой, я всего лишь с ним пообщалась, стараясь обходиться не слишком вольно. Спасибо Ноэль за знакомство.

Белая Тварь. Да, не удивляйтесь, это не прозвище, это имя собственное.
Говорят, она одна из детей Зимы. Дочь, если точнее.
Но не из тех, любимых, как например Вьюга, или Снежная Королева, и даже не Снегурочка.
Она нелюбимый ребенок. Мать не смотрит на нее, боится и пытается забыть. Ведь это страшно, когда по неосторожности рассыплешь на ребенка полную коробочку осколков. Тех самых, что замораживают сердце. Каю, вон, в глаз один махонький попал, а что вышло. А тут целая коробочка размером с хорошую табакерку. А ведь всего только она и хотела, что одеяльце поправить плачущей в хрустальной колыбели дочке. А ребенок замолчал. Внезапно. И посмотрела на мать так, что той стало страшно. Пронзительные, льдисто-синие и совершенно недетские глаза на белом личике. Даже и не человеческие. Одним словом – Тварь. А вместо привычного стука сердца теперь слышен только тоненький тихий перезвон ледяных кусочков.
Тварь. Белая. Даже мать зовет так, что уж о людях говорить.
Да она и не говорит. Зато они, люди, говорят, что она неразумна. Она всегда молчит. Но ведь молчание – не показатель отсутствия разума, ведь правда? Она просто не любит шума.
А еще она хищная. Хотя кто их людей не является хищником? И разве хищник это плохо? Люди порой хуже хищников – они себе подобных убивают. А она нет. Хотя, говорят, это потому, что нет ей подобных. Но она разумная – ведь неразумный хищник не убивает и не мучает жертву ради удовольствия. А эта мучает.
Но ведь она одна. Наверное поэтому она и хищная и злая, что одна.
Танцует она в лунном свете, больше похожая на призрака, чем на человека. Белый свет ночи делает еще белее и без того белые руки. В белых волосах искрится инеем.. Поет она странные песни на неизвестном языке, заманивает путников. Одним словом, хищная. Заманит, заведет, и прирежет, если обидеть. Красоту ищет. Красный – это ведь красиво. А красная кровь на белом снегу, это очень красиво, правда? Вот и она так говорит. Только не слышит никто.
Если ее не бояться, не кричать, не убегать – поводит, покружит, обсмотрит со всех сторон, что твой леший, да и выведет на дорогу. Не любит она громкого шума да бессмысленного мельтешения, много забывших или не знавших жизнью поплатились.
И люди ее боятся. А она ищет их. Хотя, наверное, даже не ищет. Не знает она, чего и зачем ей надо. Просто блуждает и танцует в лунном свете. И не только зимой. Зима уходит, вынуждена скрываться большую часть года. А эта нет. Ей все равно – весна на дворе или осень, летний ливень или злая вьюга.
А еще люди говорят, что она не умеет смеяться. Но если вдруг, когда-нибудь, она засмеется, то сможет выбрать свою судьбу. Уйти ли жить к людям, или вернуться домой, к своим, к духам.
А пока она ходит и ищет. Не знает что, не знает - зачем и кого. Она не понимает, что такое одиночество. Только где-то глубоко живет потребность искать.
И он найдется. Обязательно найдется тот, кто вернется. Сам, добровольно. Не испугавшись в первый раз, не испугается и во второй. И останется рядом. Может его заворожит красота танца, а может тихая манящая печаль ее песни. А быть может ему просто запомнятся ее льдисто-синие бесчувственные глаза, и станет ее нестерпимо жалко. И ему захочется остаться. Просто для того, чтобы быть рядом. Чтобы показать, что красной и красивой на снегу может быть не только чужая кровь, но и россыпь ягод рябины или боярышника. И тогда, она улыбнется.

Ведь не может быть иначе. Не напрасно же люди говорят. Не бывает напрасного.