Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
Гордость иногда застит глаза.
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
Растерла ноги новыми туфлями...
При выборе: новые неразношенные почти мужские или каблуки, победили первые.
Татуировка шелушится и становится гладкой, исчезают последние следы воспаления.
Начальство ходит кругами, требуя работы...
А я тоже готова ходить кругами, но ноги болят. Да и ходить негде.
Сижу в прострации или астрале, временами глядя на монитор, где прибор рисует линии.
Холодно, даже в свитере.
Хочу рубашку, жилет, брюки, кашемировое полупальто полумужского фасона, зонт-трость черного цвета... И куда-нибудь... Просто идти, не думая. Или слушать тихую музыку. И не думать о времени...
При выборе: новые неразношенные почти мужские или каблуки, победили первые.
Татуировка шелушится и становится гладкой, исчезают последние следы воспаления.
Начальство ходит кругами, требуя работы...
А я тоже готова ходить кругами, но ноги болят. Да и ходить негде.
Сижу в прострации или астрале, временами глядя на монитор, где прибор рисует линии.
Холодно, даже в свитере.
Хочу рубашку, жилет, брюки, кашемировое полупальто полумужского фасона, зонт-трость черного цвета... И куда-нибудь... Просто идти, не думая. Или слушать тихую музыку. И не думать о времени...
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
и с тех пор тянутся передо мной кривые глухие окольные тропы...
Минута страха, которая исковеркала жизнь. Но я надеюсь, что мы сможем все исправить. Хотя это не шрам на руке, появившийся тоже из-за минутного страха. Но тот страх... Шрамы в душе, обиды, заживают дольше и болезненнее.
Но я все еще верю в то, что можно что-то исправить.
Хотя больно слышать такие слова. Но ведь я их заслужила... Хотя я и не хотела чтобы все так повернулось. Как всегда, непонимание...
Но исправим... Я верю, что исправим...
Возможно, это розовые очки... Но нет, уже нет... Это просто надежда на то,что мы поймем друг друга и сможем построить, возобновить, вывести из спячки то, что мною разрушено...
Минута страха, которая исковеркала жизнь. Но я надеюсь, что мы сможем все исправить. Хотя это не шрам на руке, появившийся тоже из-за минутного страха. Но тот страх... Шрамы в душе, обиды, заживают дольше и болезненнее.
Но я все еще верю в то, что можно что-то исправить.
Хотя больно слышать такие слова. Но ведь я их заслужила... Хотя я и не хотела чтобы все так повернулось. Как всегда, непонимание...
Но исправим... Я верю, что исправим...
Возможно, это розовые очки... Но нет, уже нет... Это просто надежда на то,что мы поймем друг друга и сможем построить, возобновить, вывести из спячки то, что мною разрушено...
вторник, 26 августа 2008
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
Хожу и никак не могу привыкнуть к этой новой части себя. Точнее к тому, что теперь на мне что-то... Чужое, непривычное. То, что не снимешь просто так и что не исчезнет. коричневый рисунок, еще воспаленно-красный, чуть выпуклый.
И в то же время... Какая-то дикая радость по этому поводу.
Я представляю эти истерики, которые грядут. Все эти мозгомойки.
Но и плевать. Я давно планировала это. И я это сделала. Спонтанно, неожиданно, обменявшись чуть безумными улыбками.
Теперь вырабатываются новые привычки... Из разряда спать в пижаме)
До следующего лета я смогу ее прятать, возможно...
Хотя что они уже могут сделать, кроме как задать любимый сакраментальный вопрос "Ты что, дура?".
И получат на него не менее сакраментальный ответ - "Да, и что?".
А вообще я влюбленный идиот. Идиот давно и неизлечимо любящий.
И в то же время... Какая-то дикая радость по этому поводу.
Я представляю эти истерики, которые грядут. Все эти мозгомойки.
Но и плевать. Я давно планировала это. И я это сделала. Спонтанно, неожиданно, обменявшись чуть безумными улыбками.
Теперь вырабатываются новые привычки... Из разряда спать в пижаме)
До следующего лета я смогу ее прятать, возможно...
Хотя что они уже могут сделать, кроме как задать любимый сакраментальный вопрос "Ты что, дура?".
И получат на него не менее сакраментальный ответ - "Да, и что?".
А вообще я влюбленный идиот. Идиот давно и неизлечимо любящий.
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
Когда трое в отпуске, а один на больничном...
Это хорошо. В плане того, что выделенная сумма делится на оставшихся.
Но...
Начальство-то тут. И пистоны оно теперь делит на троих, а не на шестерых...
Так что как говорил татуировщик "Куда же мы без вазелина..."
А я сижу и думаю.... Чтобы собеседования прошли успешно. И чтобы позвонили. И чтобы все было хорошо. Оно обязано быть. И все получится. Я тоже узнавала.
Это хорошо. В плане того, что выделенная сумма делится на оставшихся.
Но...
Начальство-то тут. И пистоны оно теперь делит на троих, а не на шестерых...
Так что как говорил татуировщик "Куда же мы без вазелина..."
А я сижу и думаю.... Чтобы собеседования прошли успешно. И чтобы позвонили. И чтобы все было хорошо. Оно обязано быть. И все получится. Я тоже узнавала.
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
www.diary.ru/~canep/p47363679.htm
Обнаружила отчет о нашем походе) Мною так толком и ненаписаный.
Будет время, допишу в эту канву собственные впечатления.
В качестве коментария - Лена это я. А "Подводная лодка" мой корабль)
Обнаружила отчет о нашем походе) Мною так толком и ненаписаный.
Будет время, допишу в эту канву собственные впечатления.
В качестве коментария - Лена это я. А "Подводная лодка" мой корабль)
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
В три ночи раздался звонок... И до 4 утра мне звонили раза четыре...
9150216135.
Покажите мне этого умника и я ему уши пообрываю.
9150216135.
Покажите мне этого умника и я ему уши пообрываю.
воскресенье, 24 августа 2008
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
Первая и самая важная - мой самый дорогой и любимый человек перебрался в Москву. И я счастлива.
Вторая - у меня теперь татуировка. Постоянная, настоящая и почти живая.
Третья - сейчас мне дико плохо и родители вернутся в полный раскардаш квартиры, ибо убирать сейчас нет здоровья.
И пароль от аськи вспомнился.
Вторая - у меня теперь татуировка. Постоянная, настоящая и почти живая.
Третья - сейчас мне дико плохо и родители вернутся в полный раскардаш квартиры, ибо убирать сейчас нет здоровья.
И пароль от аськи вспомнился.
суббота, 23 августа 2008
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
Я ПРОСПАЛА БАЛ!!!))))
Вот так вот))))
Вот так вот))))
понедельник, 18 августа 2008
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
Пузырек лака для ногтей. Темно-алого, как кровь. Запах ацетона, наполняющий комнату. Аккуратные штрихи тонкой кисточкой по длинным ногтям. Красивый оттенок… Капля срывается и растекается по белоснежной скатерти. Красное на белом. Почему-то приходит ассоциация с ягодами боярышника на первом свежем снегу.
Еще один штрих. Аккуратно закрутить крышечку, и запах ацетона постепенно исчезает.
Самое лучшее платье уже разложено на голубом покрывале кровати. Ярко-красное, с открытой спиной и вызывающим вырезом на груди. Шикарное платье, как ей казалось.
Она стоит и молча смотрит на кровать в ожидании, пока высохнет лак на ногтях. В голове пустота, ни единой мысли. Просто молчаливое созерцание.
Осторожно проводит длинным наманикюреным ногтем по губам, проверяя высох ли лак.
Высох. Еще несколько мгновений она стоит обнаженная и смотрит… Уже не на кровать, а в окно, где начинает алеть вечернее солнце. Она всегда любила закаты. И сейчас нехватает музыки. Например Орфа… Но не сейчас.
Взяв с покрывала платье, она несколько секунд держит в руках невесомую ткань, как будто пытаясь запомнить ощущения от ее прикосновений. Прикосновение платья к обнаженному телу, тихий звук застегиваемой молнии…
Она вышла в коридор, заглянула в зеркало. Отражение смотрело на нее пустым и слегка безумно-счастливым взглядом. Волосы водопадом рассыпались по плечам, искрясь в солнечных лучах, бьющих в окно. Несколько медленных, томных движений щеткой по волосам. Чуть безумная улыбка, адресованная зеркалу.
Отложив расческу, она вернулась в комнату. Расправив платье, села на диван. Из маленькой косметички достала все необходимое. Немного туши, подчеркнувшей длину ресниц, чуть подводки. Легкие, полупрозрачные тени, придающие лицу свежесть и некоторую детскость. Любимая пудра, полупрозрачный блеск на губах. Снова вышла в коридор. Даже по своему мнению, результат был впечатляющ. Она была красива. Да, сегодня она и сама верила в то, что прекрасна. Легкая полуулыбка на блестящих влажных губах. Чуть тряхнула волосами, ощущая их шелковистый водопад на спине.
Босыми ногами по холодному полу. Нет, еще не время… Она забыла самое важное… Духи.
Терпкий, пряно-сладкий аромат. Вызывающий, дразнящий. Он так шел ей, особенно когда она надевала это платье. Щелкнул ключ в замке, звякнул брелок на положенной на тумбочку связке.
Аромат духов кружил голову, наполнял сердце радостным предвкушением…
В ванной душно, жарко. Но ей все равно. Аромат духов наполняет маленькое помещение своей терпковатой сладостью. Она опускается на дно ванной. Вода горячая, почти обжигающая. Но боль граничит с удовольствием. Всегда. И этот раз не исключение.
Она откидывается на бортик, несколько минут наслаждаясь горячей водой и ароматом. Потом… Откуда взялся в их доме этот предмет? Уже неизвестно, но полюбился он ей сразу. А теперь и пригодился. Мимолетный страх боли… И ее отсутствие. Теплый металл прикасается к руке, мягко, почти нежно. Слегка надавить… Просто царапина. Так кажется. Она взяла бритву в другую руку. Снова теплая боль от локтя до запястья. Лезвие аккуратно закрылось. И только красный след остался на коробочке. Жарко, невыносимо жарко… Так и хочется провести рукой по лбу… Но… Но она опускает руки в воду и чуть скривившись от неприятного жжения, наблюдает, как вода окрашивается в розовый цвет. А к сладкому запаху духов примешивается металлический привкус крови. На ее губах замерла улыбка, а в глазах… Тоже улыбка, но совершенно другая. Возможно, все это было зря… А может так и должно было случиться. Вода окрашивается в красный, тонкие полосочки густой красной жидкости смываются с рук и растворяются в горячей воде. Которая уже не кажется такой горячей. Скорее наоборот. Но так и должно быть, это просто холод. Просто тьма… Теперь точно не темнота, а тьма… И так хочется в ней раствориться… Она смотрит прямо перед собой, не переставая улыбаться. Не задумываясь, разгоняя случайно появляющиеся мысли. Впитывая этот холод, наслаждаясь запахом духов, смешанных с запахом крови. Только ужасно хочется спать. Свернуться под теплым одеялом и уснуть. Забыть обо всем. Откинув голову на бортик ванной она прикрыла глаза. Холодно. Сжала кулаки, впиваясь длинными ногтями в ладони, и практически не чувствуя боли. Просто сон. Это все сон. И она проснется завтра. И все будет хорошо, она ведь верит в это… Верит… Верила…
Еще один штрих. Аккуратно закрутить крышечку, и запах ацетона постепенно исчезает.
Самое лучшее платье уже разложено на голубом покрывале кровати. Ярко-красное, с открытой спиной и вызывающим вырезом на груди. Шикарное платье, как ей казалось.
Она стоит и молча смотрит на кровать в ожидании, пока высохнет лак на ногтях. В голове пустота, ни единой мысли. Просто молчаливое созерцание.
Осторожно проводит длинным наманикюреным ногтем по губам, проверяя высох ли лак.
Высох. Еще несколько мгновений она стоит обнаженная и смотрит… Уже не на кровать, а в окно, где начинает алеть вечернее солнце. Она всегда любила закаты. И сейчас нехватает музыки. Например Орфа… Но не сейчас.
Взяв с покрывала платье, она несколько секунд держит в руках невесомую ткань, как будто пытаясь запомнить ощущения от ее прикосновений. Прикосновение платья к обнаженному телу, тихий звук застегиваемой молнии…
Она вышла в коридор, заглянула в зеркало. Отражение смотрело на нее пустым и слегка безумно-счастливым взглядом. Волосы водопадом рассыпались по плечам, искрясь в солнечных лучах, бьющих в окно. Несколько медленных, томных движений щеткой по волосам. Чуть безумная улыбка, адресованная зеркалу.
Отложив расческу, она вернулась в комнату. Расправив платье, села на диван. Из маленькой косметички достала все необходимое. Немного туши, подчеркнувшей длину ресниц, чуть подводки. Легкие, полупрозрачные тени, придающие лицу свежесть и некоторую детскость. Любимая пудра, полупрозрачный блеск на губах. Снова вышла в коридор. Даже по своему мнению, результат был впечатляющ. Она была красива. Да, сегодня она и сама верила в то, что прекрасна. Легкая полуулыбка на блестящих влажных губах. Чуть тряхнула волосами, ощущая их шелковистый водопад на спине.
Босыми ногами по холодному полу. Нет, еще не время… Она забыла самое важное… Духи.
Терпкий, пряно-сладкий аромат. Вызывающий, дразнящий. Он так шел ей, особенно когда она надевала это платье. Щелкнул ключ в замке, звякнул брелок на положенной на тумбочку связке.
Аромат духов кружил голову, наполнял сердце радостным предвкушением…
В ванной душно, жарко. Но ей все равно. Аромат духов наполняет маленькое помещение своей терпковатой сладостью. Она опускается на дно ванной. Вода горячая, почти обжигающая. Но боль граничит с удовольствием. Всегда. И этот раз не исключение.
Она откидывается на бортик, несколько минут наслаждаясь горячей водой и ароматом. Потом… Откуда взялся в их доме этот предмет? Уже неизвестно, но полюбился он ей сразу. А теперь и пригодился. Мимолетный страх боли… И ее отсутствие. Теплый металл прикасается к руке, мягко, почти нежно. Слегка надавить… Просто царапина. Так кажется. Она взяла бритву в другую руку. Снова теплая боль от локтя до запястья. Лезвие аккуратно закрылось. И только красный след остался на коробочке. Жарко, невыносимо жарко… Так и хочется провести рукой по лбу… Но… Но она опускает руки в воду и чуть скривившись от неприятного жжения, наблюдает, как вода окрашивается в розовый цвет. А к сладкому запаху духов примешивается металлический привкус крови. На ее губах замерла улыбка, а в глазах… Тоже улыбка, но совершенно другая. Возможно, все это было зря… А может так и должно было случиться. Вода окрашивается в красный, тонкие полосочки густой красной жидкости смываются с рук и растворяются в горячей воде. Которая уже не кажется такой горячей. Скорее наоборот. Но так и должно быть, это просто холод. Просто тьма… Теперь точно не темнота, а тьма… И так хочется в ней раствориться… Она смотрит прямо перед собой, не переставая улыбаться. Не задумываясь, разгоняя случайно появляющиеся мысли. Впитывая этот холод, наслаждаясь запахом духов, смешанных с запахом крови. Только ужасно хочется спать. Свернуться под теплым одеялом и уснуть. Забыть обо всем. Откинув голову на бортик ванной она прикрыла глаза. Холодно. Сжала кулаки, впиваясь длинными ногтями в ладони, и практически не чувствуя боли. Просто сон. Это все сон. И она проснется завтра. И все будет хорошо, она ведь верит в это… Верит… Верила…
воскресенье, 17 августа 2008
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
есть у Высоцкого цикл песен. Про любовь. В каменном веке, в средние века, про любовь в эпоху Возрождения, про семейные дела в Древнем Риме...
А я хочу написать про любовь в своей семье.
Я плохо знаю свою родословную. Не дальше пятого колена. С одной стороны крепостные, с другой - кулаки пограничных с Украиной областей, еще с одной - Нижегородские. И тоже зажиточные. Мой прадед открыл первую в селе школу....
И у всех... У всех в жизни была Любовь. Именно такая, с большой буквы. И одна....
Начну с прабабушки. Ксения Федоровна. Единственный, хоть и седьмой ребенок. Самый светлый человек. Мое опоздание... Я больше не хочу так опаздывать...
Единственный выживший и самый любимый ребенок. Колхозница. Полюбила. Поженились, хоть его мать и была против. Андрей был шахтером, работал под Донецком. Бабушка была беременна и ждала его дома. А он торопился. Получил зарплату, дома ждала красавица-жена... А тут. В дороге его свалило воспаление легких. И все. Его не стало. А его мать забрала все деньги и даже не пригласила жену на похороны, наградив еще и оскорблениями. Мол ребенок нагуляный.
Родилась моя бабушка. Евдокия. И жизнь пошла дальше. И потом, через годы, свекровь уже извинялась за свою несправедливость... А Ксения... Она нашла себе в колхозе нового мужа. Уже с детьми, разведенного. Возможно, она его и любила. Ведь именно этого человека и я и моя мама помним как деда. Он был хорошим и веселым человеком. Героическим. И в нашей семье ходит о нем много историй. А с войны в голове он принес осколок снаряда. И дожил с ним до 92 лет. И когда я гладила его по голове, будучи маленькой, в одном месте ладошка "проваливалась". Ведь там так и не было кости...
А любовь... До самой своей смерти Ксения Васильевна разговаривала с Андреем. Их совместный портрет висел над кроватью. И когда было плохо... или хорошо... прабабушка всегда рассказывала ему. Ведь он всегда мог слышать и был рядом. Он один, что бы ни случалось....
Евдокии было лет десять. Она ходила в школу. А Алексей, или, как его звали, Лёня, учился в военном училище. На политрука. И вдруг. Он только закончил училище. И молодой офицер нес вахту на кухне, перечищая гору картошки. И... И началась Война. Великая Война. Которую он прошел с первого и до последнего дня. Но его подвиги это повод для отдельного рассказа. Мой дед - герой Войны. С войны молодой офицер вернулся с трофейным аккордеоном, до сих пор хранящимся в семье. С осколком снаряда, навечно застрявшим в правой лопатке и простреленной ногой. Молодой, красивый, замкнутый и молчаливый. И куда он пошел? Где продолжил свою жизнь? Как ни странно, в школе. Стал учителем истории, а потом и директором. А Дуся училась в педагогическом институте. Закончила его. Красивая девушка с длинной, до колен, черной как смоль косой. Длинный прямой носик, красивые глаза. И пришла она работать в школу. Учительница немецкого языка, еще во время учебы натерпевшаяся за свой выбор. Некрасиво было учить немецкий в те годы. И девушка очень смущалась, когда на каждый ее урок в класс входил молодой директор и тихо устраивался на за последней партой.
А девушка краснела, смущалась и забывала слова. Пока в один день он не подошел к ней после уроков.
Они вместе уже 62 года. Он по прежнему спокойный и молчаливый. Только уже в силу возраста не играет на аккордеоне, лишь потому, что не может его поднять. А у нее по прежнему коса ниже пояса. Только уже седая и не такая толстая. И она все так же улыбается ему, как на черно-белых фотографиях, на которых он запечатлевал ее. На лодке, в реке, в роще. А потом с детьми. С одной, двумя, тремя, четырьмя. Четверо детей. Три дочери и сын. Шестеро внуков. И больше полувека вместе. В болезни и здравии, в печали и радости. Такими должны быть настоящие союзы. И пусть не обходится без ссор. И пусть иногда глаза застилает обида. Но потом в них снова зажигается добрая, теплая и ласковая улыбка. Как много лет назад, когда молодой директор школы весь урок не сводил влюбленного внимательного взгляда с молодой учительницы, не обращая внимания на то, что она путается в словах....
Тася работала медсестрой и училась. Девушке было всего 17. И работала она в детском туберкулезном диспансере. Маленькая, хрупкая, но очень активная. Комсомолка… И назавтра случилась война. И эта девочка решила добровольно уйти на фронт. Пришла в военкомат, а там на нее посмотрели, улыбнулись и отправили обратно. Сказали что маленькая. Девушка исправила себе год рождения в свидетельстве. И пошла снова. И снова отказали. Не берут на фронт тех, кто должен спасать жизни детей в тылу. Но это никак не сказалось на решимости девушки попасть на передовую. Всей комсомольской ячейкой больницы писали письмо с уверениями в том, что ставка не пропадет и что все то время, которое работала Тася, отработают другие. По часу, по полчаса… И с третьей попытки девушка получила долгожданную повестку с призывом. Первые же учения закончились слезами – на стрельбах рядом с мишенями появился маленький козленок. Которого девушка и застрелила вместо мишени. Всей ротой успокаивали маленькую медсестру. А потом была война. И полевые госпитали. И смерть кругом. И солдат, который, понимая что умрет, позвал медсестру и попросил посидеть и подержать его за руку. Сказал, что будет представлять себе маму. И умер. И литры крови, которые Тася сдавала с риском для собственной жизни. И главврач, который отказывался брать седьмую порцию за вечер, видя, как девушку ростом в 155 см уже шатает от слабости. И солдат, которому надо было ампутировать ногу. А крови его группы уже не было. И только у Таси. У которой час назад уже взяли кровь для очередной операции. Но девушка настояла. И спасла еще одну жизнь. Потом от жены этого бойца пришло письмо и фотография, где он был с женой и пятью детьми. И благодарность, что детям вернули отца, пусть и с одной ногой. Но живого. Было множество историй. И у этой хрупкой женщины, при воспоминаниях о них, на глазах до сих пор наворачиваются слезы. Из этих историй и писем в госпиталях делали стенгазеты для поднятия боевого духа. И даже когда Тасю переводили из госпиталя в госпиталь, газеты еще долго висели на стенах, рассказывая о том, что всегда нужно верить в жизнь.
Война. Долгая, тяжелая. Шел 43 год. И в госпиталь с ранением попал Григорий. Молодой парень сразу глянулся медсестре. Их считали самой красивой парой. И я уж не знаю, каким образом они смогли съездить к родителям Таси, но в родной деревне девушки все одобрили ее выбор. Любовь в середине войны. Ему снова на фронт. А ей в очередной госпиталь. Но уже есть запись в паспорте. Они уже муж и жена. И вот его выписывают. Ему к его танкам, а ей лечить солдат. Война не оглядывается на любовь. Но любви она и не помеха. В 44 году у Таси родился мальчик, Анатолий. А через год и война закончилась. Но… Но не вернулся Григорий. Тася долго пыталась узнать его судьбу. Объездила пол Союза. Пока, наконец, в Центре в Москве ей не сказали… Что ее муж живет на Украине, у него семья и двое детей… Для девушки это было ударом. Она подала на развод. И даже не разрешила бывшему мужу присутствовать в суде. И потом, уже через много лет, навещая сына в Москве, она каждый раз звонила и интересовалась, не будет ли в гостях Григория. И он поступал так же, навещая сына. До самой смерти Григория они больше не виделись. А Тася еще трижды выходила замуж. У нее был еще один ребенок. А у Григория две дочери и сын. И Анатолий нежно любит и своих сестер и брата. Всех детей своего отца, и своих племянников. И навещает жену отца…
Но, на мой взгляд… Такой любви, которой не страшна война, в жизни у обоих больше не было. Той любви, которая появляется внезапно и не боится ни ливня пуль, ни грохота снарядов. И в глазах у бабушки при воспоминаниях о первом муже до сих пор видна смесь боли, обиды и любви…
продолжение...
И последняя. Самая близкая ко мне по времени история…
Тамара стояла на остановке. Был летний день и молодой специалист-технолог ехала на завод ко второй смене. Девушка стояла с легком летнем сарафане, туфельки на каблучке. Вдруг остановилась черная волга, из нее вышел мужчина и, открыв дверцу перед девушкой, кивком предложил ей сесть. Она села. Машина отвезла ее к проходной завода. На прощание мужчина протянул ей листок с номером телефона. И что она сделала? Позвонила. Ответила ей женщина, трубку у которой быстро забрали. И спросили, сможет ли она за полчаса добраться до остановки. А смена заканчивалась в 11. Девушка взяла такси. Уже в темноте подъехала она к остановке почти в чистом поле. Таксист спросил, не надо ли подождать. Все же непонятно, что забыла молодая и красивая девушка среди ночи в чистом поле. Но Тамара отказалась. И машина исчезла, мигнув красными огоньками.
Девушка осталась одна. Но рядом с ней снова остановилась черная волга, и вышедший из нее мужчина мягко обнял девушку за плечи. «Не надо меня бояться» - сказал он, провожая ее к машине, все заднее сидение которой было усыпано гладиолусами. А дальше было шампанское в роще на пригорке и тайник, куда они спрятали еще одну бутылку в память о встрече. Потом они еще неоднократно будут возвращаться на это место, пить шампанское и снова прятать. Будут необыкновенные подарки, вроде целого облака бабочек, вылетевших из оврага навстречу спускающейся девушке. И березовые аллеи в хрустальном инее, которые он тоже преподносил как необыкновенный подарок.
Но… Но она испугалась, что не сможет разделить его любовь с детьми. С его детьми от первого брака. И, уехав отдыхать на море, познакомилась с Анатолием и приняла его предложение. Вернулась домой и попала в больницу с воспалением.
И он пришел к ней с огромным букетом цветов и одним единственным вопросом «Почему?».
Она вышла замуж, родила ребенка. Привыкла к мужу, с которым у нее совершенно разные характеры. А он… он по-прежнему носит в портмоне ее фотографию. И, хотя в начале терпеть не мог ее дочь, теперь относится к ней очень тепло. Потому что это ЕЕ дочь. Она не прекратила общения с ним, и даже муж со временем смирился, хоть и по-прежнему не одобряет и очень расстраивается, когда она берет с собой дочь.
И на его столе в кабинете лежит его фотография. И называет он ее с дочерью «мои девочки». И смотрит на нее так нежно… Так, как никто на нее больше не смотрит. И хоть она и говорит, что все прошло и она к нему относится лучше, чем он к ней, я, перехватывая его взгляд в зеркале дальнего вида, начинаю немного завидовать.
Тому, что в их жизни была такая любовь, след которой навсегда остался в душе. И которая не прошла несмотря на двадцать пять лет…
А я хочу написать про любовь в своей семье.
Я плохо знаю свою родословную. Не дальше пятого колена. С одной стороны крепостные, с другой - кулаки пограничных с Украиной областей, еще с одной - Нижегородские. И тоже зажиточные. Мой прадед открыл первую в селе школу....
И у всех... У всех в жизни была Любовь. Именно такая, с большой буквы. И одна....
Начну с прабабушки. Ксения Федоровна. Единственный, хоть и седьмой ребенок. Самый светлый человек. Мое опоздание... Я больше не хочу так опаздывать...
Единственный выживший и самый любимый ребенок. Колхозница. Полюбила. Поженились, хоть его мать и была против. Андрей был шахтером, работал под Донецком. Бабушка была беременна и ждала его дома. А он торопился. Получил зарплату, дома ждала красавица-жена... А тут. В дороге его свалило воспаление легких. И все. Его не стало. А его мать забрала все деньги и даже не пригласила жену на похороны, наградив еще и оскорблениями. Мол ребенок нагуляный.
Родилась моя бабушка. Евдокия. И жизнь пошла дальше. И потом, через годы, свекровь уже извинялась за свою несправедливость... А Ксения... Она нашла себе в колхозе нового мужа. Уже с детьми, разведенного. Возможно, она его и любила. Ведь именно этого человека и я и моя мама помним как деда. Он был хорошим и веселым человеком. Героическим. И в нашей семье ходит о нем много историй. А с войны в голове он принес осколок снаряда. И дожил с ним до 92 лет. И когда я гладила его по голове, будучи маленькой, в одном месте ладошка "проваливалась". Ведь там так и не было кости...
А любовь... До самой своей смерти Ксения Васильевна разговаривала с Андреем. Их совместный портрет висел над кроватью. И когда было плохо... или хорошо... прабабушка всегда рассказывала ему. Ведь он всегда мог слышать и был рядом. Он один, что бы ни случалось....
Евдокии было лет десять. Она ходила в школу. А Алексей, или, как его звали, Лёня, учился в военном училище. На политрука. И вдруг. Он только закончил училище. И молодой офицер нес вахту на кухне, перечищая гору картошки. И... И началась Война. Великая Война. Которую он прошел с первого и до последнего дня. Но его подвиги это повод для отдельного рассказа. Мой дед - герой Войны. С войны молодой офицер вернулся с трофейным аккордеоном, до сих пор хранящимся в семье. С осколком снаряда, навечно застрявшим в правой лопатке и простреленной ногой. Молодой, красивый, замкнутый и молчаливый. И куда он пошел? Где продолжил свою жизнь? Как ни странно, в школе. Стал учителем истории, а потом и директором. А Дуся училась в педагогическом институте. Закончила его. Красивая девушка с длинной, до колен, черной как смоль косой. Длинный прямой носик, красивые глаза. И пришла она работать в школу. Учительница немецкого языка, еще во время учебы натерпевшаяся за свой выбор. Некрасиво было учить немецкий в те годы. И девушка очень смущалась, когда на каждый ее урок в класс входил молодой директор и тихо устраивался на за последней партой.
А девушка краснела, смущалась и забывала слова. Пока в один день он не подошел к ней после уроков.
Они вместе уже 62 года. Он по прежнему спокойный и молчаливый. Только уже в силу возраста не играет на аккордеоне, лишь потому, что не может его поднять. А у нее по прежнему коса ниже пояса. Только уже седая и не такая толстая. И она все так же улыбается ему, как на черно-белых фотографиях, на которых он запечатлевал ее. На лодке, в реке, в роще. А потом с детьми. С одной, двумя, тремя, четырьмя. Четверо детей. Три дочери и сын. Шестеро внуков. И больше полувека вместе. В болезни и здравии, в печали и радости. Такими должны быть настоящие союзы. И пусть не обходится без ссор. И пусть иногда глаза застилает обида. Но потом в них снова зажигается добрая, теплая и ласковая улыбка. Как много лет назад, когда молодой директор школы весь урок не сводил влюбленного внимательного взгляда с молодой учительницы, не обращая внимания на то, что она путается в словах....
Тася работала медсестрой и училась. Девушке было всего 17. И работала она в детском туберкулезном диспансере. Маленькая, хрупкая, но очень активная. Комсомолка… И назавтра случилась война. И эта девочка решила добровольно уйти на фронт. Пришла в военкомат, а там на нее посмотрели, улыбнулись и отправили обратно. Сказали что маленькая. Девушка исправила себе год рождения в свидетельстве. И пошла снова. И снова отказали. Не берут на фронт тех, кто должен спасать жизни детей в тылу. Но это никак не сказалось на решимости девушки попасть на передовую. Всей комсомольской ячейкой больницы писали письмо с уверениями в том, что ставка не пропадет и что все то время, которое работала Тася, отработают другие. По часу, по полчаса… И с третьей попытки девушка получила долгожданную повестку с призывом. Первые же учения закончились слезами – на стрельбах рядом с мишенями появился маленький козленок. Которого девушка и застрелила вместо мишени. Всей ротой успокаивали маленькую медсестру. А потом была война. И полевые госпитали. И смерть кругом. И солдат, который, понимая что умрет, позвал медсестру и попросил посидеть и подержать его за руку. Сказал, что будет представлять себе маму. И умер. И литры крови, которые Тася сдавала с риском для собственной жизни. И главврач, который отказывался брать седьмую порцию за вечер, видя, как девушку ростом в 155 см уже шатает от слабости. И солдат, которому надо было ампутировать ногу. А крови его группы уже не было. И только у Таси. У которой час назад уже взяли кровь для очередной операции. Но девушка настояла. И спасла еще одну жизнь. Потом от жены этого бойца пришло письмо и фотография, где он был с женой и пятью детьми. И благодарность, что детям вернули отца, пусть и с одной ногой. Но живого. Было множество историй. И у этой хрупкой женщины, при воспоминаниях о них, на глазах до сих пор наворачиваются слезы. Из этих историй и писем в госпиталях делали стенгазеты для поднятия боевого духа. И даже когда Тасю переводили из госпиталя в госпиталь, газеты еще долго висели на стенах, рассказывая о том, что всегда нужно верить в жизнь.
Война. Долгая, тяжелая. Шел 43 год. И в госпиталь с ранением попал Григорий. Молодой парень сразу глянулся медсестре. Их считали самой красивой парой. И я уж не знаю, каким образом они смогли съездить к родителям Таси, но в родной деревне девушки все одобрили ее выбор. Любовь в середине войны. Ему снова на фронт. А ей в очередной госпиталь. Но уже есть запись в паспорте. Они уже муж и жена. И вот его выписывают. Ему к его танкам, а ей лечить солдат. Война не оглядывается на любовь. Но любви она и не помеха. В 44 году у Таси родился мальчик, Анатолий. А через год и война закончилась. Но… Но не вернулся Григорий. Тася долго пыталась узнать его судьбу. Объездила пол Союза. Пока, наконец, в Центре в Москве ей не сказали… Что ее муж живет на Украине, у него семья и двое детей… Для девушки это было ударом. Она подала на развод. И даже не разрешила бывшему мужу присутствовать в суде. И потом, уже через много лет, навещая сына в Москве, она каждый раз звонила и интересовалась, не будет ли в гостях Григория. И он поступал так же, навещая сына. До самой смерти Григория они больше не виделись. А Тася еще трижды выходила замуж. У нее был еще один ребенок. А у Григория две дочери и сын. И Анатолий нежно любит и своих сестер и брата. Всех детей своего отца, и своих племянников. И навещает жену отца…
Но, на мой взгляд… Такой любви, которой не страшна война, в жизни у обоих больше не было. Той любви, которая появляется внезапно и не боится ни ливня пуль, ни грохота снарядов. И в глазах у бабушки при воспоминаниях о первом муже до сих пор видна смесь боли, обиды и любви…
продолжение...
И последняя. Самая близкая ко мне по времени история…
Тамара стояла на остановке. Был летний день и молодой специалист-технолог ехала на завод ко второй смене. Девушка стояла с легком летнем сарафане, туфельки на каблучке. Вдруг остановилась черная волга, из нее вышел мужчина и, открыв дверцу перед девушкой, кивком предложил ей сесть. Она села. Машина отвезла ее к проходной завода. На прощание мужчина протянул ей листок с номером телефона. И что она сделала? Позвонила. Ответила ей женщина, трубку у которой быстро забрали. И спросили, сможет ли она за полчаса добраться до остановки. А смена заканчивалась в 11. Девушка взяла такси. Уже в темноте подъехала она к остановке почти в чистом поле. Таксист спросил, не надо ли подождать. Все же непонятно, что забыла молодая и красивая девушка среди ночи в чистом поле. Но Тамара отказалась. И машина исчезла, мигнув красными огоньками.
Девушка осталась одна. Но рядом с ней снова остановилась черная волга, и вышедший из нее мужчина мягко обнял девушку за плечи. «Не надо меня бояться» - сказал он, провожая ее к машине, все заднее сидение которой было усыпано гладиолусами. А дальше было шампанское в роще на пригорке и тайник, куда они спрятали еще одну бутылку в память о встрече. Потом они еще неоднократно будут возвращаться на это место, пить шампанское и снова прятать. Будут необыкновенные подарки, вроде целого облака бабочек, вылетевших из оврага навстречу спускающейся девушке. И березовые аллеи в хрустальном инее, которые он тоже преподносил как необыкновенный подарок.
Но… Но она испугалась, что не сможет разделить его любовь с детьми. С его детьми от первого брака. И, уехав отдыхать на море, познакомилась с Анатолием и приняла его предложение. Вернулась домой и попала в больницу с воспалением.
И он пришел к ней с огромным букетом цветов и одним единственным вопросом «Почему?».
Она вышла замуж, родила ребенка. Привыкла к мужу, с которым у нее совершенно разные характеры. А он… он по-прежнему носит в портмоне ее фотографию. И, хотя в начале терпеть не мог ее дочь, теперь относится к ней очень тепло. Потому что это ЕЕ дочь. Она не прекратила общения с ним, и даже муж со временем смирился, хоть и по-прежнему не одобряет и очень расстраивается, когда она берет с собой дочь.
И на его столе в кабинете лежит его фотография. И называет он ее с дочерью «мои девочки». И смотрит на нее так нежно… Так, как никто на нее больше не смотрит. И хоть она и говорит, что все прошло и она к нему относится лучше, чем он к ней, я, перехватывая его взгляд в зеркале дальнего вида, начинаю немного завидовать.
Тому, что в их жизни была такая любовь, след которой навсегда остался в душе. И которая не прошла несмотря на двадцать пять лет…
среда, 13 августа 2008
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
| Одностишья | ||||
| ||||
все гадания на aeterna.ru |
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
А жизнь последние два дня наперекосяк. И в работе и во всем.
Настроение... Черт, если я сама себя не понимаю, то какое я имею право требовать чтобы меня понимали окружающие?
А еще я покрасилось. И теперь окончательно осенне-липисинового цвета...
Забавно краситься в 12 ночи и мыть посуду с краской на голове и маской на лице. Кто бы видел - посмеялся.
А валокардин гениальная вещь. Я даже выспалась. Всего то и надо "400 капель валерьянки и салат".
Обещала съездить к бабушке... А остались только эти выходные...Какая же я... если даже в этом случае делаю такой эгоистичный выбор.
Настроение... Черт, если я сама себя не понимаю, то какое я имею право требовать чтобы меня понимали окружающие?
А еще я покрасилось. И теперь окончательно осенне-липисинового цвета...
Забавно краситься в 12 ночи и мыть посуду с краской на голове и маской на лице. Кто бы видел - посмеялся.
А валокардин гениальная вещь. Я даже выспалась. Всего то и надо "400 капель валерьянки и салат".
Обещала съездить к бабушке... А остались только эти выходные...Какая же я... если даже в этом случае делаю такой эгоистичный выбор.
понедельник, 11 августа 2008
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
пятница.
Купила ролики. Нет, вы не понимаете, Морри терпеть не может ролики. Но, тем не менее простенькие купила.И даже покаталась перед танцами
Порвала тапочки танцевальные... Хнык.
12 часов сна.
Мега. Опять косим под близнецов, выбирая почти одинаковые вещи.
Еще одни духи....
Парк Победы и ролики. Горки. Ужас. Когда едешь и высматриваешь наиболее мягкую клумбу, ибо тормозить не умеешь.
Итого - три горки. И мы даже ни разу не упали.
Ужин, кальян, вино. Треп, треп, треп... И жмурки по комнате до 5 утра.
А я ушла гулять. Просто постоять во дворе, слушая тихий дождь и думая о...
Проводы. Всего 2 часа сна.
Вокзал, вагон... Ей грустно...
А я домой. Теперь в пустую квартиру.
3 часа дня.
Сон.
До 7 утра....
Работа...
Купила ролики. Нет, вы не понимаете, Морри терпеть не может ролики. Но, тем не менее простенькие купила.И даже покаталась перед танцами
Порвала тапочки танцевальные... Хнык.
12 часов сна.
Мега. Опять косим под близнецов, выбирая почти одинаковые вещи.
Еще одни духи....
Парк Победы и ролики. Горки. Ужас. Когда едешь и высматриваешь наиболее мягкую клумбу, ибо тормозить не умеешь.
Итого - три горки. И мы даже ни разу не упали.
Ужин, кальян, вино. Треп, треп, треп... И жмурки по комнате до 5 утра.
А я ушла гулять. Просто постоять во дворе, слушая тихий дождь и думая о...
Проводы. Всего 2 часа сна.
Вокзал, вагон... Ей грустно...
А я домой. Теперь в пустую квартиру.
3 часа дня.
Сон.
До 7 утра....
Работа...
четверг, 07 августа 2008
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
Купила книжку.
Точнее случайно обнаружила один томик "Поэзии русского рока".
Теперь счастливая обладательница текстов Наутилуса и Агаты.
Осталось Пикника докупить и порадоваться.
А еще вчера в парке за губу мошка укусила. Не люблю губастых... А еще распухшая губа жутко мешала говорить.
На работе боольшая лажа, ибо уже четыре препарата со сроками выхода 30 июля, 1 августа и 6 августа. А я еще первый не сделала.
А ролики это вещь.
Посему думаю между покупкой роликов и ноута что выбрать.
На меня снизошло спокойствие...
Точнее случайно обнаружила один томик "Поэзии русского рока".
Теперь счастливая обладательница текстов Наутилуса и Агаты.
Осталось Пикника докупить и порадоваться.
А еще вчера в парке за губу мошка укусила. Не люблю губастых... А еще распухшая губа жутко мешала говорить.
На работе боольшая лажа, ибо уже четыре препарата со сроками выхода 30 июля, 1 августа и 6 августа. А я еще первый не сделала.
А ролики это вещь.
Посему думаю между покупкой роликов и ноута что выбрать.
На меня снизошло спокойствие...
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
Тех, кто родился 11 марта, 5 апреля, 25 апреля, 15 мая, 4 июня, 24 июня, 14 июля, 3 августа, 23 августа, 12 сентября, 2 октября, 22 октября, 11 ноября, 1 декабря, 21 декабря, 10 января, 30 января, 19 февраля в Зодиаке майя называют КИИБ
(Сова). Значение этого зодиакального знака - сова, коршун, кормчий. Божество-покровитель - сова - страж садов подземного мира.
"Совы" очень талантливы, обязательны и чувствительны. А если им не достает физической силы, они компенсируют подобный "недостаток" за счет духовных ресурсов. Не стоит оказывать на них давление, КИИБ может и рассердиться - и тогда в дело пойдет острый и сильный "клюв". Лучше предоставить им свободу полета.
(Сова). Значение этого зодиакального знака - сова, коршун, кормчий. Божество-покровитель - сова - страж садов подземного мира.
"Совы" очень талантливы, обязательны и чувствительны. А если им не достает физической силы, они компенсируют подобный "недостаток" за счет духовных ресурсов. Не стоит оказывать на них давление, КИИБ может и рассердиться - и тогда в дело пойдет острый и сильный "клюв". Лучше предоставить им свободу полета.
понедельник, 04 августа 2008
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
"попробуй"... говорит сознание, отметая все непонятные даже самой себе страхи.
зачем бояться того, что еще не случилось?
и боюсь я, которая всегда была оптимисткой и верила в хороший исход даже когда казалось, что свет в туннеле только от встречной электрички.
изменить решение не сможет ничто.
и я уже не боюсь. после вчерашнего сомнения рассеялись...
пустая руна.
впервые с момента изготовления мною этого набора она мне выпала.
и Соулу...
я смогу избежать ошибок. возможно, совершу свои. но точно не хочу повторить чужие..
зачем бояться того, что еще не случилось?
и боюсь я, которая всегда была оптимисткой и верила в хороший исход даже когда казалось, что свет в туннеле только от встречной электрички.
изменить решение не сможет ничто.
и я уже не боюсь. после вчерашнего сомнения рассеялись...
пустая руна.
впервые с момента изготовления мною этого набора она мне выпала.
и Соулу...
я смогу избежать ошибок. возможно, совершу свои. но точно не хочу повторить чужие..
пятница, 01 августа 2008
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
Нет, никуда оно от меня не делось. Часть я все же видела.
Не даром стеклышко коптила. Пусть и треть Солнца была закрыта, но все же.
Хочу лунное затмение. Они частые. Только узнавать надо.
А сегодня... Очень странный день.
Не даром стеклышко коптила. Пусть и треть Солнца была закрыта, но все же.
Хочу лунное затмение. Они частые. Только узнавать надо.
А сегодня... Очень странный день.
Ничего не останется от нас, нам останемся может быть только мы...
А у нас затмение в две минуты закрыло обложными тучами.... А я так надеялась....